— Жестокости? — колдун недовольно нахмурился. — Вот это свободное существо, — он указал пальцем куда-то за стену замка, — только что по своей доброй и свободной воле привело сюда другое свободное существо, якобы, чтобы уберечься от разврата. Но чем, скажи мне, будет отличаться любовь со мной от любви в публичном доме? Разве что я дам больше?

— Вы могли бы и не доводить до такого! — крикнула я, потому что он совсем не понял, о чем я толковала. — Вы разбрасываетесь серебром и алмазными булавками, а этой девушке пожалели дать несколько монет? У меня всего пять талеров, но я отдам их ей!

Я бросилась к двери, но дверь исчезла. От бессилья и обиды я чуть не заплакала, положив ладони на каменную стену.

— Не делай глупостей, Антонелли, — сказал Близар. — Твои монеты пропадут ни за что. Ее папаша потратит деньги на выпивку или игру в кости, а девчонка все равно пойдет по рукам.

— Откуда вы знаете?! — оглянулась я свирепо. — Судите всех по себе?

— А надо судить по тебе? — он вдруг оказался рядом — я и не заметила, как подошел. Легко, неуловимо, как ветер. Ладонь его легла на мою щеку — и рука была теплая, странно человеческая, а не ледяная, как можно было подумать о снежном колдуне. — Думаешь, все такие нежные и сладкие, как ты? — спросил он приглушенно, словно поверял мне огромную тайну. — Сладкие, как шоколадные конфеты, что тают, едва попадают на язык…

Я отстранилась почти сразу же и демонстративно потерла щеку рукавом.

— Людям надо верить, — сказала я, — даже если большинство из них вроде вас.

— Неужели я так тебе противен? — спросил он.

— Порою, вы просто омерзительны! — сказала я в сердцах.

Синие глаза словно подернулись серой дымкой. В первое мгновение мне показалось, что сейчас Близар вскинет руку и заморозит меня, как новогоднюю елку. Но он только стиснул зубы и бросил через плечо, уже поднимаясь по лестнице:

— Не забудь перестелить постель, Антонелли.

Само собой, вечером я перестелила постель и взбила перину, от души измолотив ее, и даже не потрудилась подмести разлетевшиеся белые перья.

Но эту ночь я точно не собиралась проводить, как обычно, в своей спальне. Я просто не могла оставить бедняжку Эльзу без помощи. Пусть Близар заколдовал двери — я вылезу через окно. И даже если он отправит за мной Сияваршана и Аустерию… Да пусть хоть всех снежных духов — ничего страшного. Я ведь не собираюсь убегать. Просто дойду до города, отдам матери Эльзы пять талеров и вернусь… Ведь не прикажет же Близар меня заморозить из-за этого, в самом-то деле?

Я храбрилась, убеждая себя, что все закончится хорошо, но если честно, просто гнала дурные мысли. Одно я знала совершенно точно — если я останусь в замке и ничего не сделаю ради спасения девушки… то гореть мне в аду на том свете, а на этом — мучиться от угрызений совести. И кто знает, что ужаснее.

Дождавшись полночи, я оделась и на цыпочках покралась к лестнице. Вопреки моим страхам, дом Близара не запутал меня, не поменял местами лестницы и двери. Я без приключений спустилась на первый этаж — дверь была на месте. И даже ручка повернулась безо всяких преград, пропуская меня на свободу. Я хотела уже выйти, но тут взгляд мой упал на снежную елку, мерцавшую в полутьме зала. На ней столько серебра… Разве Близару оно понадобится?..

Оставив дверь приоткрытой, я прошла в зал и принялась торопливо срывать с заиндевелых ветвей серебряные цветы. Сорвала я и пару хрустальных свинок — их можно продать, как красивые безделушки. В своей прошлой жизни я и сама с удовольствием купила бы такую.

У меня не было сумки, и я приспособила вместо нее рукавицу. Еще один цветок…

— Просто потрясен, Антонелли, — раздался за спиной голос колдуна, и я вскрикнула от неожиданности. — Ты решила меня обворовать? Ну и нахалка.

На люстре загорелись свечи — все одновременно. Свет был яркий, но не оранжевый, а холодный, белый. Я заморгала, потому что свет больно резанул глаза, а Близар медленно подошел, заложив руки за спину и поглядывая на меня, как на нашкодившего котенка.

— И что прикажешь теперь с тобой делать? — спросил он. — Воровство — это не проступок, это преступление.

Я постаралась держаться уверенно:

— Не смейте называть меня воровкой. Хотела бы я вас обокрасть — уже давно бы это сделала.

— Дай угадаю, — он с нарочито задумчивым видом потер подбородок. — Ты решила превратиться в добрую Бефану-на-метле и отнести той девчонке новогодний подарочек. Глупо.

— Ничего не глупо, — огрызнулась я.

— Ты даже не знаешь, где она живет, — сказал Близар, уже не сдерживая усмешки. — Собиралась бродить по городу и спрашивать: а где здесь дом Эльзы, которую папаша решил продать в публичный дом?

— Не стала бы бродить, — живо ответила я. — Пошла бы в гостиницу, там расспросила хозяина. Хозяева гостиниц знают о своем городе все!

— Замечательная придумка, — похвалил он меня. — Если бы ты еще дошла до гостиницы ночью, с мешком серебра.

— Когда человек совершает доброе дело, его хранят небеса, — я не желала сдаваться, хотя чем дальше он говорил, тем больше таяла моя решимость. — Разрешите мне сходить в город. Я быстро вернусь… обещаю, — последнее слово далось мне с трудом, но колдун этого не оценил.

— Никуда ты не пойдешь, — сказал он.

— Но господин граф!.. — взмолилась я.

— Нас отвезут духи.

Я замерла, раскрыв рот и хлопая глазами. Духи? Нас?.. Колдун решил ехать со мной?

— Что примерзла? — спросил он и свистнул.

Почти сразу же в зал влетели Сияваршан и Велюто. Лицо у Сияваршана было недовольное, а когда Близар приказал принести плащ и вывести сани, он нахмурился так, что снежное сияние померкло. Теперь дух походил на грязную простынь, и не пытался скрыть недовольства.

— Куда это ты собрался ночью? — спросил он безо всякой почтительности.

— Тебя не спросил, — ответил Близар.

Велюто уже притащил хозяйский плащ, и колдун оделся, а потом покосился в мою сторону.

— Так мы едем?

Я медленно кивнула, а Сияваршан сразу заискрился, как сугроб под полной луной:

— Ты решил прокатить Бефаночку? Давно пор… То есть я хотел сказать — замечательно придумал. Велюто, за мной! — он схватил Велюто за шкирку (хотя, может, это был хвост — я не разглядела) и потащил вон.

— А шапку вы не наденете? — спросила я, не зная, что еще сказать.

— Шапка не согреет, — ответил колдун, и по тону я поняла, что спрашивать ни о чем не надо. — Ты не хочешь пересыпать то, что… хм… позаимствовала, в мешок? Рукавицу могла бы и поберечь.

— Да, конечно, — прошептала я.

— Аустерия, — позвал Близар, и она тут же появилась, неся серебристый мешочек. Его как раз хватило, чтобы вместить все из моей варежки, и Аустерия завязала горловину широкой тесьмой с вышитыми снежинками. — Отнеси в сани, — приказал Близар. — И прихвати медвежью шубу. Антонелли боится замерзнуть.

— Совсем нет!.. — воскликнула я, но он, не слушая, схватил меня за талию и повел к двери.

Я еле успевала переставлять ноги, чтобы успеть за ним в шаг, а Близар, казалось, не шел, а летел. Вот мы промчались по коридору, сбежали по ступеням, вот мы уже на тропинке, которая ведет среди белого безмолвия к саням. Луна была почти полная, и равнину перед замком заливало серебристым светом. Равнина алмазов и серебра — таким виделся снег при луне. Не утерпев, я посмотрела на замок. Среди этой серебряной белизны он казался затаившимся чудовищем. Ворота медленно затворились, как будто чудовище недовольно закрыло пасть, упустив добычу.

Появилась Аустерия, держа в охапке огромную черную шубу. От нее пахло лавандой, да так сильно, что я чихнула, когда Аустерия укутала меня, устраивая на сидении, обитом бархатом.

— Вот так Антонелли! — притворно восхитился колдун. — Мы еще и не начали прогулку, а она уже простыла!

Сияваршан и Велюто превратились в коней — белого и черного, и дружно били копытами — им не терпелось отправиться в путь. Мешок с серебром уже стоял в повозке, и Близар подпнул его, чтобы мне было удобнее сидеть. Я тихо поблагодарила и потерла переносицу, чтобы опять не чихнуть, но не сдержалась и чихнула снова и снова.