Но чувство сострадания заставило меня сказать что-то ободряющее, хотя я не знала — услышит ли меня колдун. Я сказала:

— Вы не одиноки, мы с вами. Мне позвать лекаря?

Не открывая глаз, он отрицательно покачал головой.

— Тогда отдыхайте, — я еще раз поправила одеяло, хотя в этом не было надобности. Мне очень хотелось погладить Близара по щеке, чтобы подбодрить, но я посчитала это вольностью.

Мы с Сияваршаном вышли из спальни. Вернее, я вышла, а он вылетел, и я спросила, прежде плотно закрыв двери:

— Значит, Близары получили силу зимы, победив фею Хольду? Ты не дорассказал…

Но Сияваршан не пожелал продолжать наш разговор.

— Я и так сболтнул лишнее, — сказал он отрывисто и оглянулся, хотя в коридоре мы были одни. — Хозяин не похвалит, если узнает.

— Но я никому не скажу! — заверила я его.

— Ты не единственная, кто умеет говорить в этом замке, — ответил он загадочно и взмыл к потолку. — У Близара везде шпионы, бойся их.

Он истончился в нить и исчез в щели между камнями, а я тоже оглянулась. В коридоре было пусто, а в замке — очень тихо, но мне послышался шепоток — будто кто-то быстрым речитативом читал какое-то стихотворение. Мне вспомнились девушки-призраки, которых я видела в танцевальном зале. Не они ли шпионы Близара?

Я медленно спускалась по лестницам и почему-то в мыслях вертелась песенка про снег:

«Ты при зимнем ясном дне

Попроси снег об игре…» -

странное стихотворение.

И о чем же оно?..

23

Близар и в самом деле поправился очень быстро. Уже на следующий день он поднялся на ноги, напрочь отказался от грелок и горчичных пластырей, и даже не чихнул ни разу. Мне было досадно — получается, что я зря заботилась о колдуне, а Сияваршан был прав — Близар пришел в себя, и помнить не помнил о благодарности.

Когда я намекнула, что неплохо бы носить шапку, то получила обычный ответ: не твое дело, Антонелли.

Глупо было думать, что Близар сделал ледяной городок ради меня. Я даже похлопала себя по щекам, советуя вернуться с небес на землю. Ради меня? Да он ни разу не посмотрел в мою сторону после того, как выздоровел. Снова ездил куда-то в санях, снова сидел в кабинете, а Сочельник приближался. И ничего не изменилось, кроме серебристо белой пряди в черной шевелюре колдуна. Иногда мне казалось, что именно из-за этой пряди он и злится, как будто это я виновата в его седине.

Прошло дня три, когда я решила потребовать от колдуна хотя бы тени благодарности. Я подкараулила его, когда он вернулся из очередной поездки, и задержался в коридоре, стряхивая с волос налипший снег — метель сегодня никак не желала утихать.

— Разрешите отправить письмо отцу, — сказала я, не выходя из темноты. — Я пропала очень надолго, он будет волноваться.

Близар посмотрел в мою сторону, подумал и кивнул:

— Пиши.

— А отправить разрешите? — быстро спросила я, потому что уже знала, как колдун любит обманывать на словах. Потом скажет — я же разрешил написать, но отправить не разрешал, так что положи письмо к себе на туалетный столик, Антонелли.

Но сегодня Близар был, видимо, в прекрасном расположении духа, потому что я получила разрешение и на вторую просьбу.

— Конечно, отправляй, — он пожал плечами. — Отдашь Сияваршану, он отнесет.

«И прочитает», — подумала я, глядя в спину колдуну, когда он уже взбегал по лестнице.

— Господин граф! — окликнула я, когда он был уже на самом верху.

— Что тебе? — спросил он, посмотрев через перила.

— А можно отправить письмо обычной почтой? — я спросила и замерла, дожидаясь ответа.

— Ведешь себя, как ребенок, Антонелли, — сказал он. — Если захочу, прочитаю твое письмо, даже если оно поедет в почтовой карете.

Я покраснела, как рак, хотя получалось, что не слишком обманулась в своих предположениях.

— Собирайся, — бросил Близар. — Все равно мне надо в город. Заодно увезешь свое письмо.

— А можно съезжу одна? — выпалила я.

Последовала пауза, а потом Близар перегнулся через перила, чтобы лучше меня видеть.

— Что за новости? — спросил он. — Ведь мы уже не раз ездили вместе.

— Днем — никогда!

— Мои сани все равно узнают, — отрезал он. — Но не хочешь ехать со мной — оставайся. Я сам отвезу письмо.

Я опустила голову, понимая, что проиграла. Близар подождал, но ему быстро надоело.

— Пиши, оставишь на подоконнике возле двери, я заберу, — сказал он и ушел.

Стараясь не думать, что меня ждет в городе, я поднялась в свою спальню и быстро написала два письма. Одно — отцу, а второе — Роланду. Я написала, что Близар обещал отпустить меня после Сочельника, просила не верить дурным слухам, а верить только мне. Напомнила Роланду, что обещала ему любовь и верность, а «Антонелли всегда держат слово», и попросила ответить как можно быстрее.

Письма были тщательно запечатаны, и одно я припрятала в рукаве, а второе держала напоказ, если Близар захочет его прочитать. Мне пришлось с четверть часа прождать колдуна, прежде чем он спустился.

— Готова? — спросил он, набрасывая плащ, услужливо протянутый Аустерией.

Я только кивнула. Письма он не потребовал, и вскоре мы катили по склону вниз, направляясь в столицу. Проехав городские ворота, я подняла воротник шубы, пытаясь спрятать лицо. Надо думать, выглядело это глупо, потому что Близар скосил на меня глаза и хмыкнул.

Впрочем, я опасалась зря — никто не смотрел на нас, вытаращив глаза, и никто не указывал пальцем, и никто — вот удивительно-то! — не обращал на нас внимания, хотя призрачные кони мчались по улицам, а вокруг саней роились снежные пчелы.

Но скоро я поняла причину — в городе чувствовалось приближение праздника! Стрехи домов украшали еловые ветки и ленты, на дверях висели венки из падуба, и лица вокруг были счастливыми. Это было счастье предчувствия праздника! Я не могла ошибаться!

Проезжая площадь, я не удержалась и опустила воротник, потому что тут было на что поглядеть.

В солнечном свете ледяной дом был еще прекраснее. Он переливался радужными огнями и не нуждался ни в каких подсветках! Детвора, как муравьи, облепила его, с хохотом и веселыми воплями катаясь с горок, забираясь на снежные башни и болтая ногами, сидя в седле снежных коней и диковинных животных. Да что дети! Даже взрослые не отказывали себе в удовольствии скатиться с горы. Особенно смелые катились стоя, и каждого такого смельчака приветствовали аплодисментами и одобрительными возгласами. Близар вдруг натянул поводья, заставляя коней остановиться.

Я не стала спрашивать, зачем он это делает, а просто смотрела, наслаждаясь чужим весельем. Но тут в толпе спешащих горожан я увидела кое-что поинтереснее снежных забав. Мимо нас прошли Эльза с матерью, а за ними спешил отец семейства, семеня и поскальзываясь на каждом шагу. Но вовсе не вино было причиной такой неловкости, а огромная корзина, которую он нес на сгибе локтя. В корзине я разглядела льняные салфетки, новенький фарфоровый чайник и блюдца.

— Надо купить еще простыни, — говорила мать Эльзе, а та кивала и улыбалась. — Невеста должна принести в дом мужа полотенца и постельное белье… Осторожно, Гаспар! — последние слова относились к мужу, который чуть не упал, поскользнувшись на обледенелой дорожке.

— Все хорошо, дорогая, — бодро ответил он, поправляя съехавшие очки. — Все хорошо, я ничего не уроню!

Жена поддержала его под руку и вдруг заметила нас. Глаза ее расширились, лицо прояснилось, она схватила Эльзу и засеменила к нам, но Близар поморщился и отвернулся, и женщина словно налетела на невидимую стену. Эльза тоже увидела колдуна, а потом и ее отец, и все они с минуту топтались неподалеку, не решаясь подойти, а потом ушли, оглядываясь.

— Мне кажется, они хотели вас поблагодарить, — сказала я. — Так что? Кто был прав насчет клюквы? Кстати, когда на отце семейства что-то, кроме подштанников, он выглядит очень достойным господином. Он перестал пить?