Снежные пчелы облепили его, заставив замолчать.

— А что?.. — не понял Сияваршан, но когда рой пчел нацелился на черную лошадиную морду — больше ни о чем не спрашивал

Сани не полетели, а поехали по городу, и я была этому рада. Можно смотреть на уютные улицы, нарядные дома и ни о чем не думать. Когда мы уже подъезжали к городским воротам, возле гостиницы «Рейнеке» я услышала, как знакомый старческий голос орет песню про красотку Изабеллу — назвать это пением не было никакой возможности.

Я услышала опять про гребешки и узорчатый пояс, а потом старик затянул другой куплет:

— Утопая в слезах,

Он глаза ей закрыл,

И огромный кинжал

В ее сердце вонзил…

Песня не была допета, потому что раздался женский окрик, певец захохотал и замолчал.

— Хоть кому-то весело, — вздохнула я.

— Правда хочешь сидеть у камина? — спросил Близар. — Не хочешь побыть одной, поплакать… Я так понял, Роланд — это тот самый, за которого ты собиралась замуж?

— Тот самый, — я попыталась усмехнуться, но получилось не очень. — Только к чему плакать в одиночестве? Все так, как должно быть. Он просто не любит меня, никогда не любил. Если бы любил по-настоящему, то боролся бы за меня. Бросил бы вызов даже колдуну. И уж тем более не стал через месяц жениться на моей сводной сестре. А раз не любит — то что переживать?

— Он слабак, — сказал Близар спокойно. — Но хорош собой. Ты его любишь?

— Нет, — ответила я, и сразу поняла, что это правда.

— Любила?

Тут мне пришлось подумать.

— Да, — сказала я, наконец. — Как его можно было не любить? Он веселый, все время шутил. Умел ухаживать — постоянно писал мне романтические записки, носил конфеты. Но теперь я думаю, что это была какая-то ненастоящая любовь. Иначе я бы больше переживала, А мне… мне не больно. Просто печально. Наверное, я хотела этого брака только чтобы убежать из дома. Я знала, что если выйду замуж, то буду избавлена от мачехи. Нет, вы не подумайте, она относилась ко мне достаточно хорошо… Но я все время чувствовала, что лишняя в ее доме.

— Она нехорошая женщина, — сказал колдун отрывисто.

Я промолчала, но Близар договорил:

— Хорошая женщина не послала бы к развратнику колдуну невинную девушку.

Я опять ничего не сказала.

— Ты не спешишь ее защищать? — спросил он. — Ты же всех защищаешь.

— Не хочу больше говорить о них, — сказала я, отворачиваясь и делая вид, что меня очень занимает созерцание снежных равнин, по которым сейчас мчались сани.

— Как скажешь, — произнес Близар, а потом добавил тихо: — Вот сейчас — взять и поцеловать… Ну же, решайся…

— А я не возражаю, — ответила я неожиданно для себя. — Целуйте.

33

Я закрыла глаза и даже запрокинула голову, чтобы колдуну было удобнее, но все равно вздрогнула, когда почувствовала его прикосновение. Я думала, он сразу начнет меня целовать — раньше-то он не слишком церемонился с девицами, но он почему-то медлил. Рука его скользнула под мою шубу, обнимая меня за талию — осторожно, словно давая мне возможность отступить.

Но я не желала отступать. Я желала этого поцелуя — и вовсе не потому, что мне сейчас требовалось утешение.

Губы Близара коснулись моей щеки — легко, как перышком по коже, сначала нежно, бережно, но потом все настойчивее, и вскоре он целовал меня по-настоящему — пылко, чувственно, с уверенностью и умением, выдававшими огромный опыт, и это обидело меня.

Но уже в следующую секунду я забыла об обидах, полностью растворившись в поцелуе, и руки мои сами легли колдуну на плечи, и уже я потянулась к нему, требуя продолжить поцелуй.

Сани мчали нас по снежной равнине, над нами все ярче загорались звезды, и мороз крепчал, но мне было жарко, несмотря на то, что шуба была расстегнута. Впрочем, плащ колдуна тоже распахнулся, и я прижималась к широкой и твердой мужской груди, чувствуя, что растворяюсь, таю от нежности.

Но откуда такая нежность?..

И откуда… такое безумие?.. А это было именно оно — Близар уже целовал меня в шею, прижимая к себе все крепче, а его ладонь каким-то странным образом оказалась за вырезом моего кружевного платья. И я не остановила его, упиваясь этим греховным и сладким чувством, наслаждаясь его прикосновениями, его ласками. Это было настоящее преступление, но я готова была отдаться ему прямо сейчас, со всей страстью, со всем отчаянием, на которые была способна.

Только он вдруг отпустил меня.

Нет, не отпустил — наоборот, прижал, обхватив за талию, но уже поверх шубы. Щека его прижималась к моему виску, и я слышала, как колдун пытается выровнять дыхание. Грудь его вздымалась быстро, сильно, но когда я сделала попытку освободиться, он перехватил меня и стиснул еще крепче.

Несколько секунд я слышала, как тяжело бьется его сердце, а потом он глубоко вздохнул и отпустил меня.

Звезды горели по-прежнему, и Сияваршан и Велюто бежали ровно, не оглядываясь, а Аустерия и Нордевилль летели впереди, указывая дорогу.

Но они были рядом, и в их присутствии, прямо у них на глазах мы устроили это постыдное представление. Мы! Я испуганно облизнула горящие губы. Я устроила!.. Я позволила перейти все границы!..

— Даже не переживай, — сказал Близар, — все это было, чтобы тебя поддержать.

— Я так и поняла, — быстро ответила я.

— Тебе не следует терять голову, — сказал он. — Я понимаю, что все это из-за того осла, Рестарика…

— Точно, — коротко сказала я. — Секундная слабость, хотелось ему отомстить. Но это глупо.

— Отомстить? — спросил он как-то странно, и сразу отвернулся, покашливая, будто у него запершило в горле.

Мы добрались до замка, думая каждый о своем, и призраки не заговаривали с нами, даже Сияваршан не стал дурачиться.

— Сейчас сварю кофе, а вы разожгите камин, — сказала я колдуну так, словно это не мы совсем недавно так страстно целовались. — Будем сидеть возле елки и наслаждаться покоем. А пока мне надо переодеться. Время появляться Замарашке, а Принцессе пора уходить, — и, не дожидаясь ответа, я побежала вверх по лестнице.

Оказавшись в спальне, я закрыла лицо и беззвучно закричала.

Мысли мои метались, как вспугнутые воробьи.

Что ты творишь, Бефана?! Где твоя гордость? Где стойкость? С чего вдруг тебя понесло в объятия колдуна, которого ты презирала, как самое ничтожнейшее существо в мире?!

Но он заступился за меня. Огонь безумия, охвативший меня в санях, сейчас постепенно пригасал. И на смену возбуждению и страсти приходила усталость. Сегодня и в самом деле произошло слишком много, и я почувствовала, что опустошена до самого донышка.

Кое-как переодевшись, я спустилась на первый этаж, посчитав, что если сейчас спрячусь в своей комнате, то потом и вовсе не смогу смотреть колдуну в глаза. Лучше притвориться, что все что было — это ничего не значит. А еще лучше — притвориться, что ничего не было.

Я хотела отправиться в кухню, но Близар окликнул меня из зала, где стояла новогодняя елка:

— Нордевилль уже сварил кофе. Иди сюда.

Две кружки ароматного напитка и в самом деле стояли на серебряном подносе, на столе, а призраков нигде не было видно. В хрустальном блюдечке горкой лежали сахарные конфеты, и я щедро насыпала их в кружки. Конфеты начали таять — ванильные, нежные, как самый чистый снег.

— Сасибо вам, — сказала я, подавая Близару чашку с кофе.

— За что? — он взял чашку, но сразу пить не стал — просто держал ее в руках, словно согревая озябшие пальцы.

— Там, на балу вы трижды вступились за меня, — сказала я, забирая свою чашку и усаживаясь возле камина на брошенную диванную подушку. — Это для меня очень много значит. Я ведь и в самом деле выгляжу, как ваша содержанка. Но вы так ловко все повернули, — я принудила себя засмеяться. — Все так забавно! Особенно мачеха была потрясена, когда Аустерия заявила, что найдет мне кого получше, чем граф Близар. Пейте кофе, пока не остыл. Кофе надо пить горячим, тогда он бодрит лучше, чем вино. Он проясняет ум, делает душу тверже, а тело — крепче. Так говорила моя мама.