Перед тем, как войти в кабинет, я в очередной раз стащила белоснежный колпак с головы и он, став крохотной белой мышкой, юркнул куда-то в темноту.

Разумеется, я постучала, прежде чем войти, и ответом мне было холодное «входи, Антонелли».

Сияваршан услужливо открыл двери, и сам пролетел за мной.

Колдун сидел в кресле возле стола, но письменные принадлежности стояли нетронутыми, и все книги были закрыты. Вряд ли Близар был занят работой до моего появления — просто создавал видимость работы. Сияваршан положил на стол салфетку, а я поставила поднос.

- Можете попробовать, — предложила я. — И убедиться, что клюква стала сладкой.

довольно долго смотрел на кусок пирога, а когда я напомнила, что кофе может остыть, взял ложечку и попробовал. Мы с Сияваршаном следили за колдуном с настороженным вниманием. Хотя, что может быть обыденнее — человек пробует выпечку? Но мне почему-то это казалось очень важным.

— Да, ты права, Антонелли, — сказал он, прожевав и сделав глоток кофе. Клюква получилась сладкой, и легкая кислинка — всего лишь пикантное добавление.

Сияваршан захлопал в ладоши и подмигнул мне из-за спины Близара.

— Видите, — сказала я, — с людьми все так же, как с клюквенным пирогом. Немного веры, немного терпения, немного ласки — и даже самый кислый характер становится терпимым.

— Это она про тебя, Близарчик! — тут же встрял призрак и захохотал. — А что, если мы тебя подадим под сахарной пудрой, с засахаренными орешками в ушах и…

— Исчезни, — бросил ему Близар, и Сияваршан, состроив обиженную гримасу, удалился. Однако двери прикрыл вовсе неплотно, и я была уверена, что он летает где-то поблизости.

Колдун посмотрел на пирог и попробовал еще.

— Угодила, — сказал он после третьей ложки. — Кто бы мог подумать, что Антонелли готовит, как заправская повариха.

Наверное, он хотел уколоть меня этими словами, но я только улыбнулась и присела в книксене:

— Моя мачеха позаботилось об этом, — сказала я сладко. — Она всегда говорила, что юной девушке важнее уметь печь пироги и варить густые супы, чем вертеть ногами и стрелять глазами на балах. А я-то, глупая, ей не верила!

— Так это мачеха тебя научила? — спросил он, покручивая в пальцах ложку. — Заботливая женщина, как я погляжу.

— Невероятно заботливая, — подтвердила я, чувствуя, что опять начинаю болтать вздор. — Ее доброта может сравниться только с вашей!

Он метнул на меня быстрый взгляд, а потом взял чашку кофе.

— Но именно этот пирог приготовлен по рецепту моей мамы. Я не знала ее родню…

Близар неловко дернул рукой, отчего кофе выплеснулся ему на колени. То есть даже не на колени, а чуть повыше. А если говорить совсем правдиво — то очень повыше. Скорее, чуть пониже живота. Будь кофе горячий — колдуну пришлось бы несладко, а так он только обругал себя за неуклюжесть и запоздало потянулся за салфеткой.

— По-моему, вам надо переодеться, — посоветовала я. — А я воспользуюсь вашим разрешением — и прогуляюсь. Вы ведь не возражаете?

И сделав на прощание еще один книксен, я удалилась вслед за Сияваршаном. Колдун не остановил меня, даже слова не сказал, а призрак и в самом деле был в коридоре — висел на факельном кольце. Увидев меня, он сорвался с места и кувыркнулся в воздухе, а белый мышонок выскочил из угла и заскакал вокруг меня, постепенно превращаясь в белого пса.

— По-крайней мере, на полчаса мы свободны! — объявила я и помчалась в свою спальню — за шубой и шапкой.

19

Сегодня солнце сияло так, словно решило вспомнить о весне, но мороз от этого слабее не стал и сразу ущипнул за нос и щеки. Но меня радовал даже мороз, и мы с Велюто тут же принялись носиться вдогонки по снегу перед замком. Я проваливалась по колено, и Велюто, дурачась, напрыгивал, норовя повалить. Сияваршан тоже не отставал, и подзадоривал то меня, то Велюто. Фаларис с Аустерией появились вместе и благосклонно наблюдали за нашей возней в снегу.

Отбиваясь от призраков, я слепила снежок и метко попала прямо в мохнатую морду Велюто, а потом — в Сияваршана, который хохотал над псом, который пытался лапами стряхнуть снег с носа.

В отместку Сияваршан проскользил грудью по снежному покрову и поднял настоящую бурю, запорошив мне глаза.

Я так разыгралась, что забыла о всех неприятностях последних дней. В Любеке в это время строили снежные города и начинали целые снежные бои, нападая улица на улицу — мальчишки и девчонки, да и молодые люди с девушками, забрасывали друг друга снежками, валяли в снегу. Я всегда любила такие забавы, и теперь чувствовала себя на седьмом небе от счастья.

В какой-то миг я наклонилась, забирая еще снега для очередного снежка, а когда выпрямилась, то увидела, что колдун тоже пожелал выйти на свет божий. Набросив меховой плащ, он стоял на крыльце замка и с непроницаемым лицом наблюдал за моей игрой с призраками.

Он показался мне таким же мрачным и черным, как его замок, а вокруг все искрилось и сверкало, и солнце разливало лучи! И я вдруг подумала, что Близар совсем не против присоединиться к нашей веселой возне в снегу. Но по каким-то причинам не желает признать этого — наверное, от излишней гордости.

Это было чистейшим безумием, но я слепила снежок и из озорства швырнула его в колдуна. Он не ожидал нападения и не успел увернуться или прикрыться, и получил снежком прямо в лицо. Я расхохоталась, а духи замерли. Даже Велюто остановился в воздухе, глядя, как Близар медленно вытирает лицо и стряхивает снег с одежды. Колдун посмотрел на меня, и смеяться я сразу перестала.

— По-моему, ты берега перепутала, Антонелли, — сказал он.

— Всего лишь шутка… — пролепетала я.

— Знаешь, что бывает за такие шутки? — спросил он с угрозой и сделал шаг вперед.

Я не стала спрашивать и не стала дожидаться разъяснений, а развернулась и побежала вниз по склону. Это было еще глупее, чем бросить снежок в физиономию колдуну, ведь я понимала, что далеко не убегу, и сейчас Близар пустит за мной в погоню снежных духов.

Преследователь и в самом деле не заставил себя ждать. Меня догнали, схватили поперек туловища, я не удержалась на ногах, и мы рухнули с тропинки в сугроб. Снег набился за воротник, залепил лицо, я барахталась, пытаясь освободиться, но прекратила сопротивляться, когда проморгалась и увидела, что меня держит Близар. Его черные волосы растрепались, запорошенные снегом, лицо разрумянилось, и синие глаза наполнились обыкновенным, человеческим блеском, а не светом далеких звезд.

— Отпустите… — прошептала я.

Но он только крепче прижал меня к себе и сказал, почти касаясь губами моей щеки:

— Что это ты выдумала, Антонелли? Я такого не потерплю.

— Чего не потерпите?

— Непочтительности… — выдохнул он, разворачивая меня к себе лицом.

Моя шапка свалилась, макушку холодило, но я почти не замечала этого, потому что колдун склонился надо мной как будто… как будто… опять хотел проверить — может ли клюква стать сладкой. Это было и страшно, и волнительно, и жутко и волшебно — всё одновременно. И я совершенно не знала, чего хочу больше — чтоб колдун меня отпустил или чтобы… поцеловал. Наверное, это были те самые магические чары, о которых рассказывали вечерами — когда разуму вопреки начинаешь чувствовать притяжение к человеку, на которого и смотреть не надо.

Все же, я сделала последнюю попытку противостоять колдовству и произнесла дрожащим голосом:

— О чем вы? Какая непочтительность? Это всего лишь игра… Игра в снежки…

— Мне не нравится такая игра, — сказал он, склоняясь все ниже.

— А какая нравится? — спросила я с невольным лукавством.

Мы почти шептались, и совсем позабыли, что не одни. Но в следующую секунду на плечи Близару прыгнул Велюто, повалив его в сторону и утопив в снегу по уши.

Пока колдун барахтался в сугробе, обещая Велюто всевозможные кары — вроде оторванного хвоста, я вывернулась из объятий Близара, вскочила и, хохоча, опять бросилась бежать — на сей раз к замку. Оглянувшись на бегу, я увидела, как Сияваршан примчался к Близару на помощь, схватил Велюто за шкирку и швырнул за спину, не глядя. Велюто сколько-то пролетел распластавшись, как белка-летяга, а потом превратился в белоснежную ворону и закружил в высоте, медленно и широко взмахивая крыльями.